Неточные совпадения
О, с Версиловым я, например, скорее бы заговорил о зоологии или о римских
императорах, чем, например, об ней или об той, например, важнейшей строчке в
письме его к ней, где он уведомлял ее, что «документ не сожжен, а жив и явится», — строчке, о которой я немедленно начал про себя опять думать, только что успел опомниться и прийти в рассудок после горячки.
Из канцелярии Сената Нехлюдов поехал в комиссию прошений к имевшему в ней влияние чиновнику барону Воробьеву, занимавшему великолепное помещение в казенном доме. Швейцар и лакей объявили строго Нехлюдову, что видеть барона нельзя помимо приемных дней, что он нынче у государя
императора, а завтра опять доклад. Нехлюдов передал
письмо и поехал к сенатору Вольфу.
Когда мой отец взошел, Наполеон взял запечатанное
письмо, лежавшее на столе, подал ему и сказал, откланиваясь: «Я полагаюсь на ваше честное слово». На конверте было написано: «A mon frère l'Empereur Alexandre». [Брату моему
императору Александру (фр.).]
— Возьметесь ли вы доставить
императору письмо от меня? на этом условии я велю вам дать пропуск со всеми вашими.
Но виновный был нужен для мести нежного старика, он бросил дела всей империи и прискакал в Грузино. Середь пыток и крови, середь стона и предсмертных криков Аракчеев, повязанный окровавленным платком, снятым с трупа наложницы, писал к Александру чувствительные
письма, и Александр отвечал ему: «Приезжай отдохнуть на груди твоего друга от твоего несчастия». Должно быть, баронет Виллие был прав, что у
императора перед смертью вода разлилась в мозгу.
Она поднимала глаза к небу, полные слез, говоря о посещениях их общей матери (императрицы Марии Федоровны), была влюблена в
императора Александра и, помнится, носила медальон или перстень с отрывком из
письма императрицы Елизаветы: «Il a repris son sourire de bienveillanse!».
Ты будешь читать
письмо Герцена и будешь очень довольна. Есть у меня… [Имеется в виду «
Письмо к
императору Александру II» по поводу книги М. А. Корфа от 14 декабря («Колокол», № 4 от 1 октября 1857 г.; ср. Сочинения, т. IX, 1919, стр. 24 и сл.).]
Поводом к этой переписке, без сомнения, было перехваченное на почте
письмо Пушкина, но кому именно писанное — мне неизвестно; хотя об этом
письме Нессельроде и не упоминает, а просто пишет, что по дошедшим до
императора сведениям о поведении и образе жизни Пушкина в Одессе его величество находит, что пребывание в этом шумном городе для молодого человека во многих отношениях вредно, и потому поручает спросить его мнение на этот счет.
Д. Боборыкиным известно, что Артур Бенни не только хотел просить у государя прощения и дозволения возвратиться в Россию, но его даже видели уже занятым окончательною редакциею
письма к графу Петру Андреевичу Шувалову, через которого он намерен был направить свое ходатайство к
императору.
Он вошел затем в подробности насчет причины своего отречения и представил копию с
письма, написанного им в январе 1822 года
императору Александру и рескрипт, адресованный ему
императором от 2 (14) февраля того же года, которым принималось и утверждалось его отречение от российского престола.
Николай Павлович колебался распечатать ли
письмо, адресованное
императору, но заставив повторить себе точные инструкции, данные Дибичем своему посланному, сломал печать, так как дело могло касаться благосостояния государства.
В тот самый день, когда в Варшаву пришло известие о смерти
императора Александра Павловича, в Петербург прибыли из Таганрога
письма, извещавшие об его опасной болезни.
Николай Павлович почувствовал, что у него подкашиваются ноги и поспешил сесть, чтобы не упасть. Глаза его застилали слезы, и он едва мог прочесть
письма, в которых князь Волконский и барон Дибич отдавали подробный отчет о болезни
императора, не скрывая, что врачи не надеялись более спасти его, если только не совершится чудо. Волконский, впрочем, в конце
письма намекал, что, может быть, не вся надежда потеряна.
Это
письмо, не дошедшее до нас, кажется, имело целью предупредить великого князя Николая Павловича, что усопший
император перед смертью не сказал и не написал ничего относительно какого-либо изменения в порядке престолонаследования, так как князь Волконский, вероятно, знал, что Александр I несколько лет тому назад занят был необходимостью самому назначить себе преемника.
Военная почесть, о которой
император упоминал в
письме, состояла в том, что государь повелел гвардии и всем российским войскам отдавать Суворову, даже в присутствии своем, все воинские почести, отдаваемые особе его императорского величества.
Император Павел написал следующее
письмо к Суворову.
Генерал-губернатор лично объявил собранию о содержании
письма графа Милорадовича, а обер-прокурор предложил заготовленное заранее определение о принесении присяги
императору Константину.
Взоры его машинально остановились на запечатанном пакете, форма и адрес которого обратили на себя его внимание: это было простое
письмо с надписью на английском языке: «
Императору одному». Слова эти были написаны беглым почерком, казалось, принадлежавшим руке женщины.
Великий князь спросил полковника, знает ли он содержание пакета. Барон Фридерикс отвечал, что совсем не знает его, но что имеет приказание передать
письмо в его руки в случае, если
императора еще нет в Петербурге; он присовокупил, что такая же депеша послана в Варшаву.
После первых излияний скорби великий князь Константин Павлович прочел брату подробное донесение о кончине
императора Александра Павловича, составленное в присутствии императрицы Елизаветы Алексеевны князем Волконским и бароном Дибичем. Он прочел ему также два официальных
письма, адресованных ему обоими этими лицами, чтобы известить его об упразднении трона и просить его занять этот трон. Он вручил ему и другое конфиденциальное
письмо, которое князь Волконский просил держать в секрете.
Письмо это
император Александр Павлович отправил для передачи лично
императору французов с тем самым флигель-адъютантом, который первый передал ему известие о вторжении неприятеля в пределы русской земли.
Слухи о болезни
императора распространились в городе и произвели всеобщую горесть. Народ толпами стремился в храмы молиться, но когда узнали, что в Зимнем дворце было совершено благодарственное молебствие, и что утром было получено из Таганрога от императрицы Елизаветы Алексеевны
письмо, то из этого заключили, что
император находится вне опасности.
Император для объяснения папе такой крутой меры с представителем апостольской власти, приказал Сестренцевичу написать
письмо и отправить его находившемуся в Италии фельдмаршалу Суворову, который должен был вручить это
письмо лично папе Пию VI.
Избалованное поклонением честолюбие не вынесло, и граф, желая напомнить о своем прежнем величии, напечатал в Берлине на французском языке
письма к нему
императора Александра I.
В Варшаву были отправлены адъютанты Лазарев и Опочинин, чтобы дать отчет Константину Павловичу обо всем совершившемся в Петербурге. Великий князь Николай послал, кроме того, своему брату — новому
императору —
письмо с изъявлением верноподданнических чувств.
Для всякого непредубежденного исследователя это
письмо ясно показывает, что лично
император Николай Павлович хорошо понимал, что лишь благодаря железной руке графа Аракчеева, укрепившего дисциплину в войсках, последние были спасены от общей деморализации, частью внесенной в них теми отуманенными ложными французскими идеями головами, известными в истории под именем «декабристов».
Император сломил печать и молча прочел
письмо, на котором был почтовый штемпель и потому оно естественно попало на стол, куда каждый день клали адресуемые
императору послания со всех концов мира.
По странной исторической случайности, посол русского государя был задержан в неприятельском лагере и через несколько дней уже снова в Вильне, в том самом замке Кейстута и даже в том самом кабинете, откуда отправлял его русский
император, получил аудиенцию у
императора французов, который и вручил ему
письмо с дерзким и заносчивым ответом
императору Александру Павловичу, полное лживых обвинений и непомерных требований.
13-го июня в 2 часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое
письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это
письмо и лично передать французскому
императору.
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее
письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому
императору, и война началась.
— Уверьте от моего имени
императора Александра, — сказал он взяв шляпу, — что я ему предан по-прежнему: я знаю его совершенно и весьма высоко ценю его высокие качества. Je ne vous retiens plus, général, vous recevrez ma lettre à l’Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое
письмо к государю.] — И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной всё бросилось вперед и вниз по лестнице.
Слух этот скоро и оправдался: «уже шестого августа получено было с нарочным от министра духовных дел, князя Голицына, игуменом Валаамского монастыря
письмо, в котором изъяснена высочайшая воля государя
императора непременно быть в монастыре, и повелено: не приготовлять ничего, — церемонии не делать, а принять самодержавного посетителя как благочестивого путешественника» (ibidem).
В исторических сочинениях о 1812-м годе авторы-французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы-русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план Скифской войны заманиванья Наполеона в глубь России и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому-то французу, кто Толю, кто самому
императору Александру, указывая на записки, на проекты и
письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий.
Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые
император Александр не написал в
письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону.
В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав
письмо к
императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург.
Лемарруа (Lemarrois) с грозным
письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия
императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
— И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него
письмо к
императору. — Долгоруков улыбнулся значительно.